Дмитрий Кузнецов работает управляющим директором Google Russia — одной из крупнейших международных компаний. Но 26 лет назад, перед выпуском из школы, он почти не знал английского. Именно из-за этого он не смог поступить в военный институт с первого раза и решил пропустить год — посвятить это время только языку. SM попросил Дмитрия рассказать о том, что из этого вышло и какие отношения с языками сложились у него потом.
Я учился в типичной советской провинциальной школе. Английский нам преподавали, мягко говоря, не лучшим образом. Хоть в моем аттестате и стояли пятерки почти по всем предметам, языка я практически не знал. На вступительных экзаменах в Военный институт иностранных языков (ВИИЯ) мне не хватило баллов как раз по английскому.
Пришлось вернуться домой в Тамбовскую область. Временно устроился рабочим на железную дорогу. И начал учить язык, чтобы поступать в следующем году. На подготовку у меня было всего девять месяцев.
Преподаватель в Мичуринске и дикая инфляция
Мне тогда очень повезло: через знакомых удалось найти преподавателя, который занимался со мной индивидуально. Виктор Иванович Козырев из Мичуринского педагогического института был, наверное, лучшим педагогом английского языка из всех, у кого мне довелось учиться. Он оказался очень увлеченным человеком, который заразил меня любовью к другим языкам и культурам. Да, сначала у меня была конкретная цель (поступление), но потом мне начал нравиться сам процесс работы с учителем.
Я уверен, что хороший личный контакт с преподавателем — это одно из главных условий успешного изучения языка
Это был 1992 год, сумасшедшая инфляция, и та сумма, на которую мы изначально договорились, быстро превратилась практически в ничто. Мне было неловко, я предложил Козыреву передоговориться об оплате, но он отмахнулся: сказал, что готов продолжать занятия и так.
В какой-то момент он стал приводить на занятия своего сына, который тогда заканчивал школу. Составил из нас маленькую учебную группу. Работа стала эффективнее: появилась полезная соревновательность и одновременно взаимопомощь, теперь мы могли вести полноценные диалоги.
В итоге в 1993 году я уже без проблем поступил в тот самый Военный институт иностранных языков, ВИИЯ. Даже серебряная медаль не понадобилась. Кстати, если школу я окончил с серебряной медалью, то институт уже с золотой. Можно сказать, закрыл гештальт.
«Неперспективный» язык и торговля оружием
ВИИЯ готовил специалистов-переводчиков для Вооруженных сил РФ. У него было два языковых факультета: восточный и западный. Я попал на восточный. Нам преподавали персидский язык как первый (основной), а английский — как второй. Потом можно было выбрать дополнительные языки.
Военный переводчик мог столкнуться с самыми разными вызовами, поэтому и подход к персидскому языку был многогранный. Мы занимались не только речевой практикой, но и общим, общественно-политическим и военным переводом, теоретической грамматикой и лексикологией.
Помню, на первом занятии наш замечательный преподаватель Константин Никитич Хитрик сказал: «Тот язык, который вы будете учить, скорее всего, вам никогда не пригодится для реальной работы». Но пообещал: если мы его освоим, нам уже не будут страшны никакие языковые и переводческие задачи. Даже самые трудные.
Парадокс: то, чему я научился на курсе военно-технического перевода, пригодилось в работе довольно скоро. После третьего курса нас отправили на практику. Россия в то время продавала разные виды вооружения дружественным странам. По контракту продавец должен был обучать военных и технических специалистов из стран-покупательниц, как обслуживать закупленное оружие и вообще обращаться с ним. Сам процесс обучения мы и переводили на персидский — обеспечивали выполнение контрактов.
Лексика допроса и лётный английский
На курсах второго языка (в моем случае — английского) не было теоретических предметов, например, грамматики и стилистики. Мы изучали только прикладные переводческие дисциплины. Часто преподаватели моделировали реальные рабочие ситуации, которые порой казались нам курьезными — например, «допрос пленного». Вообще нам старались давать как можно более широкую палитру переводческих контекстов, с которыми мы могли столкнуться. Мы смотрели много фильмов, слушали много музыки.
А еще, например, ходили на курс «Радиотелефонный обмен в авиации», больше известный как «бортперевод». Переводчикам, которые собираются работать в этой области, нужно владеть специальным утрированным произношением, напоминающим английский с сильным русским акцентом.
Сейчас в интернете есть сервисы, с помощью которых можно подключиться к реальным переговорам пилотов и диспетчеров. Там хорошо заметно это произношение: оно необходимо как страховка от неправильного понимания во время радиопомех. Оказалось, это общемировой профессиональный лётный английский. А во время учебы этот «диалект» был поводом для наших многочисленных шуток.
После окончания института я остался там в качестве преподавателя. И только тогда по-настоящему понял, какими замечательными профессионалами были мои учителя. При подготовке к каждому занятию они разрабатывали подробнейшие, чуть ли не поминутные планы, где расписывали, какие знания и навыки будут прорабатывать. И это при том, что занятия велись по учебникам, которые они сами когда-то написали!
Записаться к преподавателю Skyeng на бесплатный урок можно тут
К сожалению, мне мало в чем удалось приблизиться к их уровню мастерства. Вчерашний курсант, я во многом видел учебный процесс все еще с той стороны парты. То, что мне нравилось когда-то как ученику, то я и старался давать как преподаватель. Много лет спустя я стал заниматься английским со своими детьми и окончательно осознал, насколько важна методика и планомерность в работе учителя.
Samsung и Google
После военной службы я попал на работу в Samsung — занимался маркетингом и продажами мобильных устройств. Это была новая, неизвестная для меня область. Тем не менее, мне пригодились многие вещи, которым я научился в институте и армии, — например, навыки межкультурных коммуникаций. Отчасти сбылось предсказание моего преподавателя: после языков в ВИИЯ освоиться в другой сфере было просто. Мне очень нравилось новое дело, и я сделал довольно успешную карьеру — стал вице-президентом компании.
Общение с корейцами на английском не сильно обогатило мой словарный запас. Я узнал, наверное, больше корейских слов, чем новых английских. Но ежедневная практика все-таки полезна: она помогает поддерживать языковые и переводческие навыки в активном состоянии.
На моей нынешней работе, в российском подразделении Google, основной язык общения — тоже английский. С узкой специализированной лексикой, которая была бы мне незнакома, я ни разу не сталкивался (даже в разговорах с программистами). Так как в Google очень много горизонтальных связей, я общаюсь с людьми из самых разных уголков Земли. Очень интересно иметь дело с разными акцентами английского языка у разных народов.
Драйв от общения и Никольская улица
Я считаю, что выучить иностранный язык может абсолютно любой человек. Проще всего заставить себя, когда есть какая-то конкретная цель (для поступления в вуз, для бизнеса, для чтения книг или просмотра фильмов в оригинале). Но если вы хотите не просто решать прикладные задачи с помощью языка, а по-настоящему им владеть, — вам должен нравиться сам процесс изучения.
А главное, вас должен драйвить сам момент того, что вы полностью понимаете иностранцев и можете объясниться с ними. Для меня такой «момент истины» наступил во время первой встречи с группой иранцев: я общался уже не с учебником, а с живыми людьми, которые без меня никак не смогли бы наладить контакт с окружающими.
с приложением Skyeng
Сегодня, чтобы получить это ощущение, уже не нужно ловить волны зарубежных радиостанций или проходить жесткий отбор для зарубежной поездки, как это было во времена СССР. Этим летом достаточно было выйти на Никольскую улицу в Москве и увидеть, услышать там полмира. Главное, чтобы вы искренне хотели понять человека, который говорит на другом языке.
