Когда журналистка Лорен Коллинз решила изучать французский ради любви, она понятия не имела, как это изменит ее жизнь. Но в конце концов почувствовала, что стала совсем другим человеком. И это не единичный пример. SM перевел статью Ребекки Лоуренс о парах, в которых партнеры говорят на разных языках (и о том, почему игра стоит свеч).
Кёльн, Германия, 1970 год. Кэрол, миловидная рыжеволосая англичанка, приглянулась привлекательному тунисцу по имени Чедли. Его чувства взаимны, но на пути влюбленных встает маленькое препятствие: они не понимают языки друг друга.
Дело происходит в Германии, поэтому первые несмелые слова любви пара произносит на немецком, чужом для обоих языке. Через три месяца они обручились. А 46 лет спустя, родив детей, дождавшись внуков и пережив некоторое количество уроков английского языка, они все еще вместе.
Кэрол и Чедли Махфуд — всего лишь одна из многих пар, которые полюбили друг друга и построили свое счастье вопреки языковому и культурному барьеру. «Язык в отношениях очерчивает зыбкие границы, которые так и хочется перейти, и поэтому у него есть огромный романтический потенциал», — пишет в своей книге «When in French: Love in a Second Language» Лорен Коллинз, штатный автор журнала The New Yorker.
Эта книга — квинтэссенция опыта Коллинз в двуязычных отношениях, юмористические мемуары, история любви. А еще — серьезное исследование того, как связан язык и характер нашего мышления.
В начале отношений американка Лорен и ее муж-француз Оливье общались по-английски, потому что Коллинз не говорила по-французски. «У нас не было той легкости понимания, благодаря которой малейший оттенки смыслов передаются с полувзгляда, создавая почти телепатическую связь между людьми [в отличие от пар, говорящих на одном языке]», — пишет Коллинз.
После очередной бесплодной дискуссии и безуспешных попыток понять, что именно партнер имеет в виду, Оливье сказал:
«Разговаривать с тобой по-английски — это как прикасаться к тебе в перчатках»
«В тот момент я остро ощутила пропасть, которая всегда будет между нами, если я не выучу его родной язык, — говорит Коллинз. — Я думаю, каждый когда-нибудь подумывал об изучении иностранного языка, но к этому сложнее подступиться, если у тебя нет реально серьезной причины».
Стараясь стать ближе к любимому, Лорен решила учить французский. Она с азартом принялась за дело, но изучение языка и погружение в чужую культуру открывает множество подводных камней. Не обошлось и без забавных недоразумений. Например, однажды Лорен сказала маме Оливье по-французски, что та родила кофейник.
«Временами попытки освоить язык доводили меня до отчаяния, я чувствовала себя уставшей и морально истощенной. Как будто пытаешься грести на мелководье», — пишет Коллинз.
Скороговорки
Не только Лорен Коллинз пережила подобный опыт. Анна Ирвин переехала в 2011 году к своему партнеру, французу Кристофу Сигалю. Вот как она описывает свои первые впечатления от говорения на французском целыми днями:
«Мне было тяжело, язык не слушался, а рот болел от попыток произнести все эти немыслимые гласные»
Анна и Кристоф описывают процесс изучения языка как большое приключение, которое разворачивалось вместе с их отношениями. И в том и в другом случае нужно много терпения, доверия и упорства. Анна внимательно слушала Кристофа, когда он объяснял тонкую разницу между словами dégoûtant и dégueulasse (оба слова означают «мерзкий, отвратительный», но смысл сильно меняется в зависимости от контекста). Кристоф же с интересом узнал, что английское «it’s ridiculous» («это просто смешно») и французское «c’est ridicule» («это смешно, нелепо») — совсем не одно и то же. Французское выражение куда «крепче» и грубее, чем английское.
Необходимость постичь иной культурный контекст своей половины добавляет остроты в изучение языка. «Я родом из деревушки на юге Франции, — говорит Кристоф. — Дело не только в языке, дело ещё и в политике, она абсолютно другая».
Возможно, в этом и состоит секрет полувекового брака Кэрол и Чедли Махфуд. Притирка и привыкание к культурным особенностям партнера закаляют терпение и учат искать компромисс.
«В любом смешанном браке всегда нужно прикладывать чуточку больше усилий, чтобы понять другой менталитет», — говорит Кэрол
«Я не всегда понимаю, почему злюсь на мужа: то ли потому, что он тунисец, то ли потому, что француз, то ли потому, что он мужчина… Ну или он просто старый!» — со смехом добавляет она.
Все эти различия отчетливо проявляются, когда двуязычные пары ссорятся. «Вот тогда-то все и выходит наружу. Понимаешь, что можешь выразить, а что нет, потому что в этой ситуации взвешивать слова нужно особенно тщательно», — рассказывает Анна Ирвин.
С этим согласна доктор Анета Павленко, профессор прикладной лингвистики в Университете Темпл (Филадельфия). Она проводила исследования об эмоциях и о проявлениях гнева в двуязычных отношениях. «Различия особенно остро проявляются во время споров и ссор, ведь в этот момент мы имеем наименьший контроль над эмоциями и, как следствие, над тем, что говорим. В то же время во время ссоры нам особенно важно выразить, что мы чувствуем», — рассуждает Павленко.
«Даже то, как в разных культурах воспринимается гнев, может сказаться на ходе ссоры, — считает Павленко, чей родной язык — русский. — Англоязычные ученые часто рассматривают гнев как универсальный концепт. Мне же, как человеку, говорящему по-русски и только осваивающему американскую культуру, поначалу было трудно понять, о какой именно эмоции идет речь».
Павленко напоминает, что в России есть слова “сердиться” и “злиться”, и это далеко не одно и то же: «Между двумя этими понятиями и английским “anger” тоже есть разница, которую непросто уловить. Психологи объясняют это тем, что определенные ситуации побуждают в нас похожие эмоции, но то, как мы их определяем и выражаем словесно, разнится от языка к языку».
По этой причине в споре каждое слово имеет значение. У этого есть неожиданный положительный «побочный эффект», считает Анна Ирвин. «Это заставляет нас замедлиться и взвешивать слова, следить за тем, что мы говорим и как именно», — говорит она.
Все относительно
«Мне понравилось “прикасаться” к Оливеру на его языке. Искать и находить его сильные и слабые точки было приятно», — пишет Лорен Коллинз. Ей кажется, что выучив французский язык, она стала гораздо ближе к мужу. С понимаем французского языка, его формальных и неформальных речевых ситуаций пришло и более глубокое понимание тех или иных действий партнера.
«Раньше я списывала сдержанность Оливера на его пессимизм, но теперь я вижу в этой черте его характера романтичность, надежду на будущее и вместе с тем нежелание обещать слишком много», — рассказывает Коллинз в своей книге.
Новый навык (будь то игра на музыкальном инструменте, рисование или изучение иностранного языка) приносит неожиданные открытия. Лорен Коллинз убедилась в этом. Пусть основной причиной, по которой она начала учить французский, была любовь к мужу, этим дело не ограничилось. Язык подарил ей опыт и открыл новые перспективы в жизни.
«Французский стал моим параллельным романом, — пишет Коллинз. — Я даже подумать не могла, как этот язык изменит мои отношения с мужем».
«То, что я раньше считала родством душ, не идет ни в какое сравнение с тем, что я испытываю сейчас»
Это изменение поставило перед ней важный вопрос: может ли новый язык на самом деле изменить то, как мы думаем?
Теория лингвистической относительности (идея о том, что язык влияет на мышление), приобрела широкую известность в середине XX века как гипотеза Сепира — Уорфа. Люди «подвержены власти языка, который стал средством самовыражения в их обществе», — пишет Сепир.
С тех пор эту теорию частично опровергли. Например, американский лингвист Ноам Хомский — сторонник идеи универсальной грамматики. В качестве контраргумента он приводит тот факт, что маленькие дети способны с легкостью выучить любой язык. Лингвист и специалист по когнитивистике Стивен Пинкер в своей книге «Язык как инстинкт» развивает мысль Хомского: по его словам, способность нашего мозга усваивать язык — врожденная, а не культурно обусловленная.
В последние годы появилась усовершенствованная версия теории лингвистической относительности — неоуорфианизм (Neo-Whorfianism). В некоторых ученых кругах она получила теплый прием. Согласно этой теории, непереводимые слова в языке, например, «hygge» в шведском или «kummerspeck» в немецком (лишний вес, который образуется в процессе «заедания» депрессии или стресса), совсем не означают, что мир представляется нам радикально по-разному. Скорее, это говорит о том, что мы видим все под разным углом в зависимости от языка, на котором говорим, где мы на нем говорим и с кем.
Чем не сюжет для фантастического фильма? В блокбастере 2016 года «Прибытие» (Arrival) Эми Адамс играет лингвиста Луизу Бэнкс. Американские военные пригласили ее помочь расшифровать язык загадочных инопланетян, которые прилетели на Землю. Изучая язык пришельцев-гептаподов, доктор Бэнкс понимает, что они воспринимают время совершенно нелинейно.
В основу сценария фильма легла повесть «История твоей жизни» Теда Чана. В ней от лица Луизы Бэнкс описывается, как процесс изучения Гептапода B (письменного языка пришельцев) меняет ее восприятие времени и память:
«До того, как я начала думать на Гептаподе В, мои воспоминания выстраивались одно за другим, подобно постепенно растущему столбику пепла на сигарете. Где заканчивается одно воспоминание и начинается другое, где прошлое, а где настоящее, решало лишь мое сознание. Когда же я выучила язык инопланетян, новые воспоминания стали накапливаться в памяти, словно огромные глыбы, каждое вмещало события нескольких лет».
Конечно, повесть Чана не отстаивает детерминистскую точку зрения на свойства языка. Автор лишь предполагает, что язык, даже инопланетный, влияет на мысль. «Мой разум сформирован под влиянием человеческих языков с последовательным типом мышления, и даже полное погружение в язык пришельцев не в силах это изменить. Я вижу мир как человек и как гептапод», — размышляет героиня повести.
Хотя многие лингвисты скептически относятся к этой точке зрения, билингвы нередко замечают, что язык, на котором они говорят, влияет на их личность. Чаще всего, общаясь на неродном языке, они чувствуют бóльшую свободу. «У нас нет глубокой эмоциональной связи с языками, которые мы изучаем позднее, будучи подростками или уже взрослыми людьми, в отличие от нашего родного языка. Поэтому мы чувствуем меньшую ответственность, когда произносим на них те же табуированные слова», — объясняет Анета Павленко.
«На втором языке мы легче употребляем нецензурные слова, легче признаемся в любви. Даже если не можем выразить то же самое на родном языке»
Видимо, неоуорфианизм близок Лорен Коллинз. Изучая второй язык уже во взрослом возрасте, она открыла для себя другой взгляд на мир. Конечно, не радикально другой, как героиня Эми Адамс в «Прибытии». Но и в том и в другом случае понадобилась доля лингвистической эмпатии. Понять правила игры непросто. «Дело не в том, что ты можешь делать в языке, а в том, что тебе надо в нем делать», — говорит Коллинз.
Книга Лорен Коллинз — весьма убедительный аргумент в пользу того, чтобы выучить язык вашей второй половины. Правда, Анета Павленко считает, что в двуязычных отношениях, как и в любых других, не существует заведомо верного или неверного пути и готовых решений: «Я думаю, люди по-разному обретают счастье. Я бы не сказала, что изучение языка партнера гарантирует гармонию в паре. Например, я замужем за американцем, который знает по-русски от силы несколько слов. Тем не менее, мы счастливо женаты уже 20 лет!»
По словам Коллинз, тех, кто все же решится попробовать, ждет удивительный результат. «Мне казалось, что есть какая-то тайная ипостась Оливье, которую мне никогда не постичь, если я не выучу его родной язык. Но самым большим сюрпризом и радостью оказалось то, что, начав изучать французский, я открыла и неизведанную часть самой себя. А может, это просто новая, другая я, которой помог появиться на свет язык Бальзака и Стендаля».
