«Гости из других языков», или заимствованные слова, пронизывают весь английский язык. В ходе английской истории тысячи и тысячи слов переходили из одного языка в другой, в основном, через постоянные нашествия захватчиков.
Если считать заимствования свидетельством нашей (то есть, человеческой) «физической подвижности и умственной лени», то британцы, возможно, заняли бы в этом первое место.
Как случилось, что страна, чьими изначальными обитателями были кельты, уступила прежний язык тому, который сейчас известен нам как английский? Произошло это из-за того, что Британские острова подвергались многократным набегам. Каждый народ, вторгавшийся из внешних земель, приносил в страну свой язык, диалекты и обычаи.
По мере того, как захватчики расселялись на территории, они оказывали влияние на письменную и устную речь местных жителей, которые, в свою очередь, адаптировались к новой ситуации, принимая в свой лексикон заимствованные слова.
Вместо этого иностранные языки смешивались, как в одном котле, с исконной речью. Таким образом, те или иные группы в различной степени влияли на развитие письменного и устного английского языка, каким мы знаем его сегодня.
Первыми были римляне — при них часть жителей Британии столкнулась с латынью. За то время, что кельты сосуществовали с римлянами и континентальными германцами, лишь пара сотен латинских слов проникла в древнеанглийский язык, который, как утверждает Есперсен, был вполне самодостаточен.
После германского вторжения в 450 году н. э. кельтский язык был вытеснен в туманные пределы острова Ирландии. Но жителям Британии нужно было общаться с новыми соседями, и начался процесс заимствования слов.
Христианизация страны в VI веке заставила уже гораздо большее количество жителей принять латинские слова и фразы. И все же латинские заимствования использовались, в основном, высшими слоями общества.
В те времена «каждый образованный англичанин говорил и писал на латыни так же легко, как на своем родном языке», как пишут Джеймс Брэдстрит Гриноу и Джордж Лаймен Киттредж в своей книге «Слова и их история в английской речи». Образованные люди могли использовать заимствованные слова как в разговоре, так и на письме.
Когда германские племена англов, саксов и ютов вторглись в Британию и вытеснили кельтов, язык начал развиваться одновременно с расселением новых народов. Кельтское влияние резко снизилось, и в языке стали укрепляться более «сильные» заимствованные слова.
Вначале племена разговаривали на своих германских языках, но по мере того, как они смешивались с коренными жителями, их языки стали терять прежний облик и также сливаться друг с другом.
Конечно, язык того периода будет едва узнаваем для большинства, если не всех современных читателей (кроме специалистов-этимологов). И все же, хотя англы, саксы и юты дали нам основу английского языка, его германский фундамент подвергся сильному французскому влиянию.
Германское и скандинавское вторжение заметно повлияли на коренной язык, но именно франкоговорящие норманны под предводительством Вильгельма Завоевателя внедрили в английский, как пишет Есперсен, самый широкий и прочно укрепившийся спектр заимствованных слов.
Нормандская оккупация длилась гораздо дольше, чем северная, и, в отличие от скандинавов, которые сосуществовали с завоеванным народом, норманны подавляли британцев. Британский статус-кво был нарушен, когда норманны преобразовали все структуры Англии, от законодательной системы до религии, став полноправными правителями острова.
Норманны также, в некотором роде, навязали британцам языковую классовую борьбу. Когда чужой язык навязывается жителям завоеванных земель, можно предположить, что он распространится сверху вниз по всем слоям населения. «Проигравший» язык, таким образом, исчезнет.
Однако после прибытия норманнов этого не произошло. Аристократия приняла французскую модель, но крестьяне сохранили германский язык, из-за чего возникло классовое и языковое разделение, которое сохранялось до тех пор, пока языки и заимствования не слились в единый среднеанглийский язык.
Но вхождение французских слов и фраз в английский было не просто уступкой побежденных. Писатели, к примеру, Чосер, дипломаты, члены королевской семьи, высшие военные чины и крупные торговцы, знакомые с французской культурой (чему способствовала близость границ), с готовностью принимали и адаптировали слова из французского. Зачастую это было продиктовано простой необходимостью общения.
Нормандское завоевание преобразило все стороны жизни англичан, повлияв на законодательство, религию, медицину и искусство. Поскольку говорившие на французском и латыни были довлеющей силой, британцам приходилось заимствовать слова хотя бы для того, чтобы понимать новых правителей, «устранивших» часть местного лексикона.
Некоторые новые слова смогли вытеснить английские аналоги, существовавшие несколько столетий, и закрепиться благодаря связям с источником. Англосаксонские слова king (король) и queen (королева) избежали французского влияния, но с норманнами пришли такие титулы, как duke (герцог) и duchess (герцогиня). Британцам пришлось узнать значение этих слов и принять их если не в повседневное, то в частое употребление.
По словам Есперсена, многие британцы заимствовали французские слова не только из необходимости, но и потому, что подражать правящим слоям считалось «модным».
То, что британцы заимствовали слова, отсутствовавшие в их родном языке, такие, как majesty (величие, величество) и mayor (мэр), вполне понятно. Однако может показаться загадочным, почему они заменили коренное swin (свинья) французским porc...
Чтобы понять это, нужно задуматься, как английские фермеры и французские аристократы имели дело с домашним скотом. Из этих двух слов германское swin было более приземленным, в то время как французское porc считалось утонченным.
Swin развилось в современное swine — то, что разводили английские крестьяне, а porc или pork — то, что ели французские аристократы. Это создавало противопоставление животного и пищи и, опять же, поднимало социальный статус англичан, использовавших французское слово.
Иногда, как иллюстрируют Гриноу и Киттредж, иностранное слово, например, divide (разделять), становилось более популярным, чем исконное cleave. Также одно слово могло вытеснить другое, и исконное отбрасывалось вовсе, как произошло со словом ey (яйцо), на смену которому пришло скандинавское egg.
Влияние французского языка внесло и другие понятия, которые британцы могли считать более абстрактными определениями своих исконных слов. Примерами могут служить английское child (ребенок) против французского infant или английское freedom (свобода) в сравнении с французским liberty.
Но в отличие от французов, которые довольствовались одним языковым «растением», англичане (возможно, из-за любви к садоводству), постарались вырастить как можно больше синонимов. Продолжая все ту же садоводческую аналогию, Есперсен отмечает, что во многих случаях «английская почва оказалась более плодородной, чем французская» для пришлых слов.
Зачем довольствоваться одним исконным словом, как французы, когда можно взять множество заимствованных и создать из них синонимы, как делают англичане? Или, как профессор Университета Миннесоты и автор книги «Происхождение слов и что мы о них знаем», доктор Анатолий Либерман, спрашивает в своей лекции: «Что лучше — две ноздри или одна?»
Имея в наличии множество похожих слов, англичане, по-видимому, приняли теорию «двух ноздрей», порой наравне используя и исконное, и заимствованное слово.
Заимствования повлияли и на размер английских словарей. Внушительные словари английского, по сравнению с французскими, немецкими или голландскими, обязаны своим объемом заимствованным словам. Можно было бы сказать, что заимствования придали новое значение фразе «размер имеет значение», если бы британцев волновал этот вопрос относительно их языка.
Хотя в первую очередь мы рассматривали Нормандское завоевание 1066 года и сейсмический сдвиг, который оно произвело в языковом мире, были и другие языки, которые могли бы повлиять на заимствования в английском, если бы их встреча произошла вовремя.
Среди них испанский и итальянский, но, как отмечают Гриноу и Киттредж, «хотя их влияние на английскую литературу было велико, на лексику эти языки не оказали значительного эффекта». Дело в том, что норманны достигли цели первыми, и англичане к тому времени заимствовали все слова и фразы, которые были им нужны.
Рост Англии как сверхдержавы привел, в каком-то смысле, и к расширению языковых границ. Возникновение колоний знакомило людей с тем, чего они ранее никогда не видели и для чего им понадобились новые слова. Британцы могли их только заимствовать, так как исконных слов не хватало, чтобы описать то, что им встретилось.
В Англии не было кенгуру или бумерангов, поэтому, когда британцы с ними столкнулись, вместо того, чтобы изобретать новые слова, они позаимствовали австралийские. Слоны, леопарды, пантеры также в Англии не водились, и снова британцы приняли их местные названия. Даже томатам, которые были неизвестны в стране до того, как их завезли из Нового Света, нужно было дать имя. Британцы решили воспользоваться испанским tomate.
Хотя эти слова были новыми для англичан и разнообразили их словарный запас, они не повлияли на структуру их речи. Они стали «просто принятыми именами для конкретных вещей», согласно Гриноу и Киттреджу.
Новые слова и фразы обогатили язык британцев, но Есперсен считает, что у этого есть и побочный эффект. Из-за многочисленных вторжений англичане стали со временем «уходить от сознательного создания новых слов из исконного материала». Эта мысль вновь возвращает нас к «физической подвижности и умственной лени» аспекта заимствования.
Многие когда-то необычные слова теперь легко слетают с языка англоговорящих. Все знают, что означает kindergarten (детский сад), пришедшее из немецкого. Большинству знакомы французские baguette (багет) или croissant (круассан). И, оставаясь в теме выпечки, bagel, пришедший из идиша (изначально beygl), также знаком многим англоговорящим, особенно жителям Нью-Йорка.
Но все ли иностранные и экзотические слова легко поддаются заимствованию и внедрению в английский язык? В «Дилемме лексикографа» Джек Линч упоминает арабское слово «джихад» и задает вопрос, считать ли его английским словом. До 11 сентября 2001 года вряд ли многие о нем слышали, но за один день оно стало таким же понятным, как слово «хлеб».
Либерман в одной из своих лекций приводил такие примеры заимствованных слов, как sputnik и perestroika. В различные периоды времени они гремели по всему миру. Однако, вряд ли нынешний английский школьник знает, что такое sputnik, и представляет, насколько быстро это слово вошло в английский язык.
Та же участь ждала и «перестройку». В середине 80-х это слово заполонило страницы мировых газет. Но едва ли хоть какое-то упоминание об инициативе Горбачева найдется в современной англоязычной газете.
Если рассматривать заимствованные слова как «результат контакта языков в конкретном месте в конкретное время», как пишет Либерман в «Происхождении слов», эти два русских слова прекрасно подходят под данное определение. Но они не смогли закрепиться, прежде всего, потому что не сформировали связей с другими словами. Как многие заимствованные слова из прошлого, которые не смогли удержаться надолго, возможно, вскоре они и вовсе исчезнут из английского языка.
Проверьте, знаете ли вы 100 главных английских слов
Такие интересные английские традиции и обычаи
Что вы не знали о происхождении английского языка
